Чацкий, Фамусов, Скалозуб.
Сергей Сергеич, к нам сюда-с.
Прошу покорно, здесь теплее;
Прозябли вы, согреем вас;
Отдушничек отвернем поскорее.
Зачем же лазить, например,
Самим. Мне совестно, как честный офицер.
Неужто для друзей не делать мне ни шагу,
Сергей Сергеич дорогой!
Кладите шляпу, сденьте шпагу;
Вот вам софа, раскиньтесь на покой.
Куда прикажете, лишь только бы усесться.
(Садятся все трое. Чацкий поодаль.)
Ах! батюшка, сказать, чтоб не забыть:
Позвольте нам своими счесться,
Хоть дальними, — наследства не делить;
Не знали вы, а я подавно,
Спасибо научил двоюродный ваш брат,
Как вам доводится Настасья Николавна?
Не знаю-с, виноват;
Мы с нею вместе не служили.
Сергей Сергеич, это вы ли!
Нет! я перед родней, где встретится, ползком;
Сыщу ее на дне морском.
При мне служащие чужие очень редки;
Все больше сестрины, свояченицы детки;
Один Молчалин мне не свой,
И то затем, что деловой.
Как станешь представлять к крестишку ли,
Ну как не порадеть родному человечку.
Однако братец ваш мне друг и говорил,
Что вами выгод тьму по службе получил.
В тринадцатом году мы отличались с братом
В тридцатом егерском, а после в сорок пятом.
Да, счастье у кого есть эдакий сынок;
Имеет, кажется, в петличке орденок?
За третье августа; засели мы в траншею:
Ему дан с бантом, мне на шею.
Любезный человек, и посмотреть — так хват;
Прекрасный человек двоюродный ваш брат.
Но крепко набрался каких-то новых правил.
Чин следовал ему: он службу вдруг оставил,
В деревне книги стал читать.
Вот молодость. читать. а после — хвать.
Вы повели себя исправно,
Давно полковники, а служите недавно.
Довольно счастлив я в товарищах моих,
Вакансии как раз открыты:
То старших выключат иных,
Другие, смотришь, перебиты.
Да, чем кого господь поищет, вознесет!
Бывает, моего счастливее везет,
У нас в пятнадцатой дивизии, не дале,
Об нашем хоть сказать бригадном генерале.
Помилуйте, а вам чего недостает?
Не жалуюсь, не обходили,
Однако за полком два года поводили.
В погонь ли за полком?
Зато, конечно, в чем другом
За вами далеко тянуться.
Нет-с, ста́рее меня по корпусу найдутся,
Я с восемьсот девятого служу;
Да, чтоб чины добыть, есть многие каналы;
Об них как истинный философ я сужу;
Мне только бы досталось в генералы.
И славно судите, дай бог здоровье вам
И генеральский чин; а там
Зачем откладывать бы дальше,
Речь завести об генеральше?
Жениться? Я ничуть не прочь.
Что ж? у кого сестра, племянница есть, дочь;
В Москве ведь нет невестам перевода;
Чего? плодятся год от года;
А батюшка, признайтесь, что едва
Где сыщется столица, как Москва.
Дистанции огромного размера.
Вкус, батюшка, отменная манера;
На все свои законы есть:
Вот, например, у нас уж исстари ведется,
Что по отцу и сыну честь;
Будь плохинький, да если наберется
Душ тысячки две родовых—
Другой хоть прытче будь, надутый всяким
Пускай себе разумником слыви,
А в се́мью не включат. На нас не подиви.
Ведь только здесь еще и дорожат дворянством.
Да это ли одно? возьмите вы хлеб-соль:
Кто хочет к нам пожаловать, — изволь;
Дверь отперта для званных и незванных,
Особенно из иностранных;
Хоть честный человек, хоть нет,
Для нас равнехонько, про всех готов обед.
Возьмите вы от головы до пяток,
На всех московских есть особый отпечаток.
Извольте посмотреть на нашу молодежь,
На юношей — сынков и вну́чат,
Журим мы их, а если разберешь,—
В пятнадцать лет учителей научат!
А наши старички?? — Как их возьмет задор,
Засудят об делах, что слово — приговор,—
Ведь столбовые всё, в ус никого не дуют;
И об правительстве иной раз так толкуют,
Что если б кто подслушал их. беда!
Не то, чтоб новизны вводили, — никогда,
Спаси нас боже! Нет. А придерутся
К тому, к сему, а чаще ни к чему,
Поспорят, пошумят, и. разойдутся.
Прямые канцлеры в отставке — по уму!
Я вам скажу, знать время не приспело,
Но что без них не обойдется дело.—
А дамы? — сунься кто, попробуй, овладей;
Судьи́ всему, везде, над ними нет судей;
За картами когда восстанут общим бунтом,
Дай бог терпение, ведь сам я был женат.
Скомандовать велите перед фрунтом!
Присутствовать пошлите их в Сенат!
Ирина Власьевна! Лукерья Алексевна!
Татьяна Юрьевна! Пульхерия Андревна!
А дочек кто видал, всяк голову повесь,
Его величество король был прусский здесь;
Дивился не путем московским от девицам,
Их благонравью, а не лицам,
И точно, можно ли воспитаннее быть!
Умеют же себя принарядить
Тафтицей, бархатцем и дымкой,
Словечка в простоте не скажут, всё с ужимкой;
Французские романсы вам поют
И верхние выводят нотки,
К военным людям так и льнут,
А потому, что патриотки.
Решительно скажу: едва
Другая сыщется столица как Москва.
По моему сужденью,
Пожар способствовал ей много к украшенью.
Не поминайте нам, уж мало ли крехтят:
С тех пор дороги, тротуары,
Дома и все на новый лад.
Дома новы́, но предрассудки стары.
Порадуйтесь, не истребят
Ни годы их, ни моды, ни пожары.
Эй, завяжи на память узелок;
Просил я помолчать, не велика услуга.
Позвольте, батюшка. Вот-с — Чацкого, мне друга,
Андрея Ильича покойного сынок:
Не служит, то есть в том он пользы не находит,
Но захоти — так был бы деловой,
Жаль, очень жаль, он малый с головой;
И славно пишет, переводит.
Нельзя не пожалеть, что с эдаким умом.
Нельзя ли пожалеть об ком-нибудь другом?
И похвалы мне ваши досаждают.
Не я один, все также осуждают.
А судьи кто? — За древностию лет
К свободной жизни их вражда непримирима,
Сужденья черпают из забытых газет
Времен Очаковских и покоренья Крыма;
Всегда готовые к журьбе,
Поют всё песнь одну и ту же,
Не замечая об себе:
Что старее, то хуже.
Где? укажите нам, отечества отцы,
Которых мы должны принять за образцы?
Не эти ли, грабительством богаты?
Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,
Великолепные соорудя палаты,
Где разливаются в пирах и мотовстве,
И где не воскресят клиенты-иностранцы
Прошедшего житья подлейшие черты.
Да и кому в Москве не зажимали рты
Обеды, ужины и танцы?
Не тот ли, вы к кому меня еще с пелен,
Для замыслов каких-то непонятных,
Дитёй возили на поклон?
Тот Нестор негодяев знатных,
Толпою окруженный слуг;
Усердствуя, они в часы вина и драки
И честь и жизнь его не раз спасали: вдруг
На них он выменил борзые три собаки.
Или вон тот еще, который для затей
На крепостной балет согнал на многих фурах
От матерей, отцов отторженных детей?!
Сам погружен умом в Зефирах и в Амурах,
Заставил всю Москву дивиться их красе!
Но должников не согласил к отсрочке:
Амуры и Зефиры все
Распроданы по одиночке!!
Вот те, которые дожили до седин!
Вот уважать кого должны мы на безлюдьи!
Вот наши строгие ценители и судьи!
Теперь пускай из нас один,
Из молодых людей, найдется — враг исканий,
Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,
В науки он вперит ум, алчущий познаний;
К искусствам творческим, высоким и прекрасным,
Они тотчас: разбой! пожар!
И прослывет у них мечтателем! опасным!!—
Мундир! один мундир! Он в прежнем их быту
Когда-то укрывал, расшитый и красивый,
Их слабодушие, рассудка нищету;
И нам за ними в путь счастливый!
И в женах, дочерях — к мундиру та же страсть!
Я сам к нему давно ль от нежности отрекся?!
А судьи кто? — За древностию лет
К свободной жизни их вражда непримирима,
Сужденья черпают из забытых газет
Времен Очаковских и покоренья Крыма;
Всегда готовые к журьбе,
Поют все песнь одну и ту же,
Не замечая об себе:
Что старее, то хуже.
Где, укажите нам, отечества отцы, *
Которых мы должны принять за образцы?
Не эти ли, грабительством богаты?
Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,
Великолепные соорудя палаты,
Где разливаются в пирах и мотовстве,
И где не воскресят клиенты-иностранцы *
Прошедшего житья подлейшие черты.
Да и кому в Москве не зажимали рты
Обеды, ужины и танцы?
Не тот ли, вы к кому меня еще с пелен,
Для замыслов каких-то непонятных,
Дитей возили на поклон?
Тот Нестор * негодяев знатных,
Толпою окруженный слуг;
Усердствуя, они в часы вина и драки
И честь и жизнь его не раз спасали: вдруг
На них он выменил борзые три собаки.
Или вон тот еще, который для затей
На крепостной балет согнал на многих фурах
От матерей, отцов отторженных детей?!
Сам погружен умом в Зефирах и в Амурах,
Заставил всю Москву дивиться их красе!
Но должников * не согласил к отсрочке:
Амуры и Зефиры все
Распроданы поодиночке.
Вот те, которые дожили до седин!
Вот уважать кого должны мы на безлюдьи!
Вот наши строгие ценители и судьи!
Теперь пускай из нас один,
Из молодых людей, найдется — враг исканий,
Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,
В науки он вперит ум, алчущий познаний;
Или в душе его сам Бог возбудит жар
К искусствам творческим, высоким и прекрасным, —
Они тотчас: разбой! пожар!
И прослывет у них мечтателем! опасным!! —
Мундир! один мундир! он в прежнем их быту
Когда-то укрывал, расшитый и красивый,
Их слабодушие, рассудка нищету;
И нам за ними в путь счастливый!
И в женах, дочерях — к мундиру та же страсть!
Я сам к нему давно ль от нежности отрекся?!
Теперь уж в это мне ребячество не впасть;
Но кто б тогда за всеми не повлекся?
Когда из гвардии, иные от двора
Сюда на время приезжали, —
Кричали женщины: ура!
И в воздух чепчики бросали!
Who are the judges? Over the years drevnostey
To free life their enmity irreconcilable,
Judgments derive from the forgotten Newspapers
The times of Ochakov and the conquest of the Crimea;
Always ready to gurbe,
Sing the song all the same,
Not noticing about myself:
What is older the worse.
Where, show us the fathers of the Fatherland, *
Which we must take for the samples?
Not these, mugging rich?
Protection from court found in the friends, relatives,
Gorgeous soruda chamber,
Where are bottled in feasting and extravagance,
And where will not raise foreign customers *
The past life of the most wretched features.
And who in Moscow did not clamp their mouths
Lunch, dinner, and dancing?
Not, who you wish to see me with the clothes,
For ideas of some obscure,
Days took on a bow?
The Nestor * villains noble,
Surrounded by a crowd of servants;
Go overboard, they wine and watch the fight
And honor and his life saved more than once: suddenly
It femenil greyhounds three dogs.
Or that still, for austere
On serf ballet has driven on many trucks
From mothers, fathers excluded children?!
Itself mind immersed in Sefirah and Cupids,
Made whole of Moscow admire their beauty!
But debtors * not agreed to the postponement:
Cupids and Marshmallows are all
Sold singly.
Here are the ones that have lived up to gray hairs!
Here needs to respect who we are deserted!
Here are our strict connoisseurs and judges!
Now let one of us,
Of the young people, there is the enemy of the pursuit,
It doesn»t require any places, nor in rank,
In science he will vparit mind that craves knowledge;
Or in his heart, God himself will excite fever
To the creative arts, high and beautiful, —
They immediately: the robbery! fire!
And they will be called a dreamer! dangerous!! —
Uniform! one uniform! he remained in their household
Once sheltered, embroidered and beautiful,
Their mental frailty, poverty of mind;
And we for them in a way happy!
And the wives, the daughters — to his uniform the same passion!
I always give him love denied?!
Now this to me childish not to go;
But I then at all did not led?
When from the guard, others from the yard
Here to come, —
Women shouted: hurrah!
And in the air threw up their bonnets!
Как известно в споре рождается истина. Поэтому все произведения, имеющие два противоборствующих, на основе кастового распределения или социального неравенства, лагеря вызывают интерес у читателя. В комедии все герои четко поделены исходя их из социальной, общественной позиции. По одну сторону находится Александр Чацкий, который критикует общество, указывает на то, что действия и устои, по которым они живут, ошибочны.
На противоположной стороне находятся все остальные, не взирая на то, принимают ли они активное участие в отстаивании своей позиции или являются пассивными наблюдателями развития конфликта.
Критика поколения: к чему идем и что ценим
Пока Чацкий путешествовал, вольности красноречия остались в прошлом, высказывать мнение отличное от коллективного стало не только не модно, но и в некой мере неприлично. Времена декабристов отошли и теперь речи подобные этому монологу оглашаются на тайных собраниях, поэтому такое проявления в обществе становится предметом насмешек.
Александр грубо критикует старое поколение, которое непримиримо относится к свободной жизни. Они разграбили Отечество, набили себе карманы деньгами и думали только о званых обедах, приемах и получении новых чинов.
Круговая порука и бартер правят миром. Там, где не срабатывает этот принцип подключается новый – взятничество.
Даже иностранцы, не привыкшие к подобным порядкам и те покупаются взятками.
Знатные вельможи впустую проводят свое время. Они отстроили себе шикарные дома, и то и дело что проводят там званые приемы и пиршества, которые мало полезны для развития общества и улучшение жизни.
Многие из них обзавелись собственными театрами, что является в обществе признаком небывалого достатка, но, к сожалению, возникают такие театры не из-за любви к искусству, а потому, что это способ выделиться. Господа относятся к своим крепостным как к товару – они с легкостью продают их и забирают у них детей. Никто из крепостных не может быть уверен в благосклонности барина – сегодня он его хвалит, за оказанные услуги, а завтра может обменять на гончих собак.Для Чацкого унизительно такое поведение, он искренне не понимает, почему только он замечает эти очевидные, на его взгляд вещи.
Особое внимание он уделяет военной службе. Утверждая, что не сыщется такой человек, который не одевал мундир – в противном случае такой человек будет считаться изгоем. Да и он сам только недавно распрощался с этим одеянием и занимаемой должностью.
Удивительно, что благоговеют перед военными не только мужчины, для которых такая служба становится в первую очередь заслужить состояние, но вызывает восхищение и у представительниц женского пола.
Особенно обидно Чацкому, что за мундиром часто прячутся неблагочестивые позывы и дела. Такая приверженность к военной службе понятна Чацкому.
Военные всегда становятся предметом восхваления в обществе, женщины балуют их своим вниманием, а радостные возгласы не перестают для них звучать. Для таким людям не нужно быть красноречивым или уметь заинтересовать общество умной беседой. Для того чтобы оказаться в центре внимания достаточно просто одеть мундир.
Несмотря на то, что многие аристократы, да и не только они, любят проводить время в театрах, читать книги, мысль о том, что их кто-то должен писать и этот кто-то должен быть не любителем, для которого литературная деятельность – хобби, а профессионалом, для которого это будет повседневной работой, чужда обществу. Способность не понимать таких простых истин приводит Чацкого в замешательство.
Для выражения противоречий, пропагандируемых обществом, Грибоедов использует противоречия. Мундир противопоставляется бедности и упадкам морали, свободная жизнь – враждебному настрою, а благородные поступки по спасению жизни равносильны обмену на гончих собак.
Как известно в споре рождается истина. Поэтому все произведения, имеющие два противоборствующих, на основе кастового распределения или социального неравенства, лагеря вызывают интерес у читателя. В комедии все герои четко поделены исходя их из социальной, общественной позиции. По одну сторону находится Александр Чацкий, который критикует общество, указывает на то, что действия и устои, по которым они живут, ошибочны.
На противоположной стороне находятся все остальные, не взирая на то, принимают ли они активное участие в отстаивании своей позиции или являются пассивными наблюдателями развития конфликта.
Критика поколения: к чему идем и что ценим
Пока Чацкий путешествовал, вольности красноречия остались в прошлом, высказывать мнение отличное от коллективного стало не только не модно, но и в некой мере неприлично. Времена декабристов отошли и теперь речи подобные этому монологу оглашаются на тайных собраниях, поэтому такое проявления в обществе становится предметом насмешек.
Александр грубо критикует старое поколение, которое непримиримо относится к свободной жизни. Они разграбили Отечество, набили себе карманы деньгами и думали только о званых обедах, приемах и получении новых чинов.
Круговая порука и бартер правят миром. Там, где не срабатывает этот принцип подключается новый – взятничество.
Даже иностранцы, не привыкшие к подобным порядкам и те покупаются взятками.
Знатные вельможи впустую проводят свое время. Они отстроили себе шикарные дома, и то и дело что проводят там званые приемы и пиршества, которые мало полезны для развития общества и улучшение жизни.
Многие из них обзавелись собственными театрами, что является в обществе признаком небывалого достатка, но, к сожалению, возникают такие театры не из-за любви к искусству, а потому, что это способ выделиться. Господа относятся к своим крепостным как к товару – они с легкостью продают их и забирают у них детей. Никто из крепостных не может быть уверен в благосклонности барина – сегодня он его хвалит, за оказанные услуги, а завтра может обменять на гончих собак.Для Чацкого унизительно такое поведение, он искренне не понимает, почему только он замечает эти очевидные, на его взгляд вещи.
Особое внимание он уделяет военной службе. Утверждая, что не сыщется такой человек, который не одевал мундир – в противном случае такой человек будет считаться изгоем. Да и он сам только недавно распрощался с этим одеянием и занимаемой должностью.
Удивительно, что благоговеют перед военными не только мужчины, для которых такая служба становится в первую очередь заслужить состояние, но вызывает восхищение и у представительниц женского пола.
Особенно обидно Чацкому, что за мундиром часто прячутся неблагочестивые позывы и дела. Такая приверженность к военной службе понятна Чацкому.
Военные всегда становятся предметом восхваления в обществе, женщины балуют их своим вниманием, а радостные возгласы не перестают для них звучать. Для таким людям не нужно быть красноречивым или уметь заинтересовать общество умной беседой. Для того чтобы оказаться в центре внимания достаточно просто одеть мундир.
Несмотря на то, что многие аристократы, да и не только они, любят проводить время в театрах, читать книги, мысль о том, что их кто-то должен писать и этот кто-то должен быть не любителем, для которого литературная деятельность – хобби, а профессионалом, для которого это будет повседневной работой, чужда обществу. Способность не понимать таких простых истин приводит Чацкого в замешательство.
Для выражения противоречий, пропагандируемых обществом, Грибоедов использует противоречия. Мундир противопоставляется бедности и упадкам морали, свободная жизнь – враждебному настрою, а благородные поступки по спасению жизни равносильны обмену на гончих собак.
Предлагаем вашему вниманию музыкальную композицию от исполнителя — Монолог Чацкого «А судьи кто. «, под названием — Монолог Чацкого «А судьи кто. «. На данной странице вы сможете не только прочитать слова или текст песни Монолог Чацкого «А судьи кто. » – , но и воспользоваться возможностью онлайн прослушивая. Для того чтобы скачать Монолог Чацкого «А судьи кто. » – Монолог Чацкого «А судьи кто. » на ваш персональный компьютер нажмите на соответствующую кнопку расположенную правее данного текста.
Монолог Чацкого «А судьи кто. « — Монолог Чацкого «А судьи кто. «
Слова Монолог Чацкого «А судьи кто. » — Монолог Чацкого «А судьи кто. «
А судьи кто? — За древностию лет
К свободной жизни их вражда непримирима,
Сужденья черпают из забытых газет
Времен Очаковских и покоренья Крыма;
Всегда готовые к журьбе,
Поют все песнь одну и ту же,
Не замечая об себе:
Что старее, то хуже.
Где, укажите нам, отечества отцы, *
Которых мы должны принять за образцы?
Не эти ли, грабительством богаты?
Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,
Великолепные соорудя палаты,
Где разливаются в пирах и мотовстве,
И где не воскресят клиенты-иностранцы *
Прошедшего житья подлейшие черты.
Да и кому в Москве не зажимали рты
Обеды, ужины и танцы?
Не тот ли, вы к кому меня еще с пелен,
Для замыслов каких-то непонятных,
Дитей возили на поклон?
Тот Нестор * негодяев знатных,
Толпою окруженный слуг;
Усердствуя, они в часы вина и драки
И честь и жизнь его не раз спасали: вдруг
На них он выменил борзые три собаки.
Или вон тот еще, который для затей
На крепостной балет согнал на многих фурах
От матерей, отцов отторженных детей?!
Сам погружен умом в Зефирах и в Амурах,
Заставил всю Москву дивиться их красе!
Но должников * не согласил к отсрочке:
Амуры и Зефиры все
Распроданы поодиночке.
Вот те, которые дожили до седин!
Вот уважать кого должны мы на безлюдьи!
Вот наши строгие ценители и судьи!
Теперь пускай из нас один,
Из молодых людей, найдется — враг исканий,
Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,
В науки он вперит ум, алчущий познаний;
Или в душе его сам Бог возбудит жар
К искусствам творческим, высоким и прекрасным, —
Они тотчас: разбой! пожар!
И прослывет у них мечтателем! опасным!! —
Мундир! один мундир! он в прежнем их быту
Когда-то укрывал, расшитый и красивый,
Их слабодушие, рассудка нищету;
И нам за ними в путь счастливый!
И в женах, дочерях — к мундиру та же страсть!
Я сам к нему давно ль от нежности отрекся?!
Теперь уж в это мне ребячество не впасть;
Но кто б тогда за всеми не повлекся?
Когда из гвардии, иные от двора
Сюда на время приезжали, —
Кричали женщины: ура!
И в воздух чепчики бросали!
Источники:
http://www.banyaplus.ru/the-signs-of-the-zodiac/a-sudi-kto-kakoe-deistvie-i-yavlenie-tekst-pesni—monolog-a-sudi-kto.html